ЭДУАРД  ВИКТОРОВИЧ  ШМИТ
ЗООТЕХНИК, ОХОТОВЕД, ОХОТНИК И ЧЕЛОВЕК

Многие старые охотники Ульяновска и других поволжских городов еще помнят Э. В. Щмита - страстного охотника (о себе он говорил - «я родился охотником»), охотоведа, кинолога, одного из заводчиков русской гончей (линии «охотничья»). Вторым заводчиком этих гончих был М. А. Сергеев, москвич, друг Шмита и его однокурсник по Московской Сельскохозяйственной Академии, где они учились в первые послереволюционные годы на зоотехническом факультете. В те годы в Академии работали курсы охотоведения, на которых преподавали С. А. Бутурлин (охотничье оружие), Б. М. Житков (биология промысловых зверей и птиц), Д. К. Соловьев, Н. М. Кулагин, Г. А. Кожевников, В. Я. Генерозов и другие крупные ученые и известные специалисты. Интересно, что инициаторами организации курсов были студенты - М. А. Сергеев, Н. П. Наумов, В. Г. Стахровский и др. Курсы работали с 1924 г.; в это же время в Московском университете по инициативе Б. М. Житкова читался курс «Биология промысловых зверей и птиц», был организован Семинар по биологии промысловых животных.

Э. В. Шмит вспоминал, что учеба в Академии и на курсах охотоведения была очень интересна («мы получали реальные знания»), а память о С. А.Бутурлине и Б. М. Житкове и огромное уважение к ним он сохранил на всю жизнь.     

По окончании учебы многие специалисты - зоотехники и охотоведы - поехали работать на Крайний Север, Шмит получил назначение на Чукотку. С 1928 г. по 1939 г. он работал на Чаунской (Северная Якутия) и Чукотской культбазах, был зоотехником-оленеводом и руководил питомниками ездовых лаек. На Чукотке он впервые провел интересные исследования по определению срока беременности самок северного оленя. В работе ему помогали чукчи-пастухи оленьего стада Лоревеемского колхоза. Срок беременности важенок он установил от 219 до 238 дней, в зависимости от возраста. Написал об этом обстоятельную статью, она опубликована в ж. «Советское оленеводство» (1936).

С большим интересом он работал с северными лайками - ездовыми и охотничьими. Делал множество промеров, ратовал за сохранение в чистоте этой ценной северной породы, пытался противостоять метизации ее с другими породами. За ударную работу по оленеводству и собаководству в 1935 г. Главное управление Северного морского пути СНК СССР наградило его почетной грамотой и премией.

Каждый раз, проезжая через Москву в отпуск, Шмит заходил к своему любимому учителю С. А. Бутурлину. Рассказывал о своей работе, слушал его советы, так как ученый хорошо знал те места, где работал Шмит (побывал там в 1905-1906 гг. и в 1925 г. по заданию Русского географического общества). В 30-е годы С. А. Бутурлин был уже серьезно болен. В 1937 г. Шмит застал его в постели, работающего, лежа на спине, над Определителем птиц Советского Союза. В январе 1938 г. С. А. Бутурлин скончался. Заканчивал Определитель его ученик Г. П. Дементьев.

Однажды на пароходе, возвращаясь после отпуска на Чукотку, Шмит познакомился с Т. 3. Семушкиным, который ехал работать на Чукотскую культ-базу учителем. Всю долгую дорогу он расспрашивал Шмита о Чукотке и ее людях. Особенно заинтересовал его Алитет - сильный и удачливый охотник, семья которого никогда не голодала. Эдуард Викторович охотно о нем рассказывал. Каково же было его удивление и возмущение, когда позднее он прочел в книге Семушкина «Алитет уходит в горы» (М. «Художественная литература», 1970 г.), что Алитет был эксплуататором своих соплеменников!

Хорошо запомнился Шмиту 1933 год, когда Чукотский полуостров пережил голод - продовольствие, отправляемое туда, шло в основном челюскинцам, чей пароход был затерт льдами у входа в Берингов пролив. Многие тогда болели цингой, слабые умирали {особенно любители выпивки); Шмит потерял много зубов, хотя и пил отвар из хвои. Он считал, что выжил в тяжелых северных условиях только потому, что никогда не пил вина и ОХОТОЙ отбывал себе свежее мясо. Много позже, когда он жил уже дома в Ульяновске, он выпил на свадьбе племянника бокал шампанского и сказал" «Какой вкусный лимонад!». Оказывается, он в первый раз попробовал вино и не понял, что это такое.

Только в 1937 г., заработав на Севере хорошие деньги, он смог позаботиться о своих родных - отце, сестрах и племянниках.

Отец Эдуарда Викторовича, Виктор Николаевич Шмит, был выходцем из Люксембурга, маленького европейского княжества, где найти работу было очень трудно. Окончив на родине Сельскохозяйственную школу, он уехал в Россию. Сначала работал на богатых крестьян, потом был управляющим помещичьего имения. Человек был работящий и трезвый, понемногу копил деньги, и в 1905 г., после Столыпинской реформы, купил землю в Ардатов-ском уезде Симбирской губернии и построил дом. Работал на земле успешно ему помогали уже подросшие дети - сын Эдуард и две дочери-близнецы. Впоследствии они, как и брат, поступили в Московскую Сельскохозяйственную Академию - на агрономический факультет. На летние и зимние каникулы дети приезжали домой и помогали родителям во всех делах.

Хутор В. Н. Шмита был недалеко от с. Торговое Талызино, где жила семья моего деда, Леонида Карловича Гешеля. Припозднившись на охоте, дед часто ночевал у Шмитов. Он рассказывал, что супруга Виктора Николаевича (немка) не могла произнести такого «сложного» имени и называла мужа «Виктоляич».

В 1918 г. хутор у Шмитов отобрали. Овдовевшего хозяина выгнали из дома (его приютили соседи-крестьяне). Позже его взяла к себе в г. Ардатов одна из дочерей. Обе дочери в то время работали агрономами в колхозах.

В 1937 г. Э. В. Шмит прислал с Севера сестрам деньги для покупки дома в Ульяновске. Дом купили у «комиссара гражданской войны», который продавал несколько деревянных домов, якобы «отобранных у буржуазии». Куда делись бывшие хозяева этих домов, можно было только догадываться. Осенью 1937 г. Шмиты пригласили к себе нашу семью, и мы, первое время жили у них.

Э. В. Шмит вернулся домой только в 1939 г. в связи с окончанием срока договора с Главным управлением Северного Морского пути. Я уже хорошо помню это время. Он много охотился в окрестностях Ульяновска, в пойменных угодьях Старой Волги, выезжал с гончими в районы. Помню, как в самом начале Великой Отечественной войны у него отобрали радиоприемник и овчарку Бухту (мобилизовали на фронт, потом она «геройски» погибла, подорвав немецкий танк). В это же время умер его отец. Тогда семью «уплотнили» в связи с эвакуацией в Ульяновск Автозавода, и старик умирал в закутке, отгороженном от комнаты ширмой. Он тщетно просил «einen Buterbroot», но в семье не было ни хлеба, ни масла, питались картошкой да «затирухой».

В 1941-1947 гг. Шмит работал агрономом и зоотехником по племенному делу в питомнике охотничьих собак системы «Заготживсырье», позже -кинологом Облохотуправления.

В 1951 г. он вновь уехал на Север (в качестве зоотехника межобластной землеустроительной экспедиции МСХ РСФСР). Побывал на Печоре, у Салехарда, на Чукотке. Узнал там о лагерях Гулага, видел их обитателей, но об этом предпочитал помалкивать. Проработав в тундре больше года, уволился, так как уже с трудом переносил суровые условия Севера, постоянные переезды и ночевки в тундре.

Вернувшись в Ульяновск, он снова работал кинологом в Облохотобществе, инструктором, а потом руководителем племенной работы по собаководству (1954-1961 гг.). Я в это время была научным сотрудником в Ульяновском Краеведческом музее (в отделе природы). С Э. В, Шмитом у меня была постоянная рабочая связь. Шмит собирал для музея гербарий лекарственных растений однажды принес цикуту (растение с корнями занимало весь рюкзак), которую мы так и не смогли засушить. Как-то в сентябре принес беляка-альбиноса - с красными глазами и розовыми когтями, без единой темной шерстинки. Я сделала из него чучело, оно долго стояло в музее.

По инициативе Шмита и других стариков-охотников мы как-то устроили в музее чаепитие, где гости не могли наговориться друг с другом, им не хотелось уходить.

В 1964 г. и 1969 г. Шмит по заданию Госохотинспекции проводил учеты байбака в южных правобережных районах области. Уже пожилой, шестидесятилетний человек пешком исходил все неудобья - овраги и «горы», где обитали сурки, нанес на карту колонии, представил обстоятельные отчеты в Госохотинспекцию. Позже я, работая старшим охотоведом Госохотинспекции (1975-1990 гг.), организовывала эту работу во всех районах, где появлялись сурки. Таких районов тогда было больше десяти, мы ежегодно учитывали там байбаков, расселяли их по правобережью, один раз даже обследовали колонии с самолета. Э. В. Шмит подолгу без дела сидеть не любил, сам просил задания в ОООиР и в   ГОИ,   Он  проверял работу государственных заказников, хозяйств, отдельных егерей. Работал экспертом 2-й категории по борзым и гончим на выставках охотничьих собак (в Ульяновске и других городах) безвозмездно выполнял различные поручения ВООП, ОООиР и ГОИ. Иногда писал статьи в охотничьи журналы и сборники по интересующим его вопросам, был постоянным корреспондентом ВНИИОЗ, отсылал феноанкеты Всесоюзному Географическому обществу. Был почетным членом Областного Общества охотников и Военно-охотничьего общества.

Э. В. Шмит шефствовал надо мной - подсовывал нужные книги, помогал в работе над кандидатской диссертацией. В годы моей учебы на биофаке Казанского университета он дал мне прочитать литературу по генетике 20-х-ЗО-х годов. Прочитала я и книжку Г. Менделя. «Гороховые» законы мне понравились своей четкостью. После этого «мичуринская биология» во главе с Т. Д. Лысенко показалась несерьезной. Позже я узнала о страшной судьбе Н. И. Вавилова и других ученых, не вписавшихся в офииальную генетику, возглавляемую Т. Д. Лысенко.

Не без влияния Э. В. Шмита я выбрала тему кандидатской диссертации «Ресурсы охотничьих зверей Среднего Поволжья и их изменения под влиянием деятельности человека (на примере Ульяновской области)», которую выполнила под руководством Д. И. Бибикова и защитила в Москве в 1987 г.

Д. И. Бибиков приезжал в Ульяновск «по сурочьим делам» раньше, в 1982 г. Он был в Ульяновской ГОИ, интересовался учетами байбаков, захотел познакомиться с Э. В. Шмитом. Они встретились, поговорили о бай- . баках, а на другой день мы увезли Д. И. Бибикова показывать сурочьи колонии. Побывали в Ульяновском, Сенгилеевском, Тереньгульском, Радищевском и Старокулаткинском районах. Везде колонии процветали, байбаки активно расселялись, не очень боялись людей.

В 1982 г. Э, В. Шмит в последний раз поехал на станцию нагонки гончих в Сенгилеевском районе. По просьбе его родных я поехала с ним, так как отпускать его одного, больного стенокардией, было опасно. Но побывать на полевых испытаниях гончих ему очень хотелось.

На другой день рано утром я и несколько охотников решили сходить на вырубку, посмотреть, не появились ли опенки. Шмита не взяли, он остался в лагере у р. Лапшанка. Бродя между пнями, я вдруг наткнулась на труп молодого лося,  выпотрошенный волками.  Лось был еще теплый. Позвала охотников, они быстро сняли шкуру, мясо разрубили и отвезли в лагерь. Я настояла, чтобы был написан акт об этой находке, все его подписали. Шмит предложил надежно законсервировать мясо для собак, как это делают на Севере. Мы с интересом смотрели за его действиями. Он вскипятил котел воды, сделал насыщенный г раствор соли. Поочередно опускал в кипящий рассол на несколько минут куски мяса и развешивал их на шестах. Мухи на такое мясо не садились, быстро образовалась  соленая защитная  корочка.   Этого  мяса 1 хватило на весь срок нагонки.

Хорошо, что я настояла на составлении акта о нашей находке. По приезде в Ульяновск мы рассказали о событии начальнику ГОИ Б. Н. Федорову, и он тут же обвинил всех нас в браконьерстве - «это вы убили лося». Мои доводы на него не действовали, и только подпись Э. В. Шмита под 1 актом убедила его в том, что мы не браконьеры. Это был последний выезд Шмита в угодья.

Здоровье старого охотника быстро ухудшалось, нитроглицерин лишь ненадолго улучшал его состояние. В один из весенних дней 1983 г. он вышел из дома подышать свежим воздухом, потихоньку дошел до спецбольницы. Вдруг ему стало плохо, он упал от страшной боли в сердце в мокрый снег. Из ворот больницы выбежали женщины в белых халатах, охали и ахали, сунули ему в рот нитроглицерин, извинились, что не могут взять его в палату - «Вы не наш контингент», но пообещали вызвать «Скорую помощь». В ожидании «Скорой» он так и лежал на снегу, пока не подействовало лекарство. С трудом поднявшись, он тихонько побрел к дому. После этого из дома выходить боялся. Все понимали, что дело плохо.

Однажды он позвал к себе моего младшего сына, члена ОООиР, отдал ему свое ружье ТОЗ 12 калибра, все охотничьи боеприпасы, а под конец -старинную мерку для пороха со словами: «Возьми, ее дал мне когда-то твой прадед», И рассказал, как Леонид Карлович Гешель учил его охоте, выписал ему первое ружье, купил все необходимое для снаряжения патронов.

Скончался Э. В. Шмит в ноябре 1983 года. Охотники проводили его в последний путь, дали залп из ружей, гильзы положили на могилу. В памяти ульяновских охотников и любителей природы он остался как «Охотник» с большой буквы, энтузиаст охотничьего дела, бескорыстный, неподкупный, глубоко порядочный человек. Многие считали его странным. Как же! Не завел семьи, не пил вина, ничего не нажил, жил на гроши (пенсию в 60 руб.)! По мнению многих, был слишком принципиален в охотничьих делах.

Разбирая шмитовский архив, я нашла копии его статей в охотничьи издания, письма охотников, переписку с ВНИИОЗ, Географическим обществом, с ж. «Охота и охотничье хозяйство». Есть там и оттиск его большой статьи по оленеводству. Остальные архивные материалы погибли во время постоянных переездов по тундре.

И.Б. АБРАХИНА,
Ульяновск, Январь, 1998 г.