"Охота и Охотничье Хозяйство" № 3, 2008

РУССКОЕ ОХОТНИЧЬЕ СЛОВО

В последнее время в русском языке наблюдается утрата части лексического запаса и массовое заимствование иностранных слов и терминов. Это ведет к безвозвратной потере многих слов, свойственных исключительно культуре нашего языка, и, как следствие, обеднению художественной выразительности и нарушению языковой преемственности поколений. Специальную лексику, постигает та же участь. Чаще всего она исчезает вследствие упадка соответствующего рода профессиональной деятельности. Даже беглого взгляда на историю русского народа, к сожалению, достаточено для того, чтобы констатировать факт: не раз уже топтали мы ногами бесценные сокровища нашей культуры и продолжаем это делать сейчас. Тем более обидно сознавать, что один из богатейших, выразительнейших и популярнейших профессиональных языков прошлого - русский охотничий язык, может исчезнуть у нас на глазах. Этот своего рода лингвистический музей, донесший до нас языковое богатство, культурные охотничьи связи русского языка и являющийся отражением культурно- исторического своеобразия русской народности, подвергается, в лучшем случае, забвению, в худшем – безнаказанному извращению. А ведь он относится к одному из древнейших феноменов человеческой культуры и обладает богатейшей историей.

Зачатки охотничьего языка возникли вместе с появлением самой охоты как вида деятельности. Он входил в состав так называемого «мужского языка», обслуживавшего сферы деятельности, в которых традиционно были заняты только мужчины. Нес он и значительную сакральную функцию, которая отразилась в обрядовой поэзии и сакральных именований животных. Память о магической силе слова можно увидеть, например, в запрете произнесения названий некоторых зверей вслух (табу) (чтобы не навлечь их гнев на свою голову или из боязни спугнуть охотничью удачу). В русском языке это проявляется, например, в традиционном именовании медведя «Топтыгиным», «хозяином», «черным зверем», а в немецком есть даже поговорка: «Волка назвал, считай позвал».

С объединением людей в более крупные, нежели племенные, группы и началом истории классических цивилизаций связан важный этап развития охотничьих языков – начало их активного профессионального обособления. Если раньше каждый мужчина должен был быть охотником, то в условиях городов эта необходимость отпала – кормилец семьи мог быть горшечником, каменщиком, шорником и т. д. Число «носителей» охотничьего языка в этот период значительно уменьшилось: его теперь составляли два типа охотников – охотники «профессионалы», занимавшиеся охотничьим промыслом и охотники «любители» - как правило, представители кругов знати (что ознаменовало собой разделение охоты на промысловую и спортивную).

На Руси и в дореволюционной России охотничий язык условно подразделялся на две ветви, располагающие довольно большой долей общей лексики. Первая из них – лексика княжеских, царских и императорских охот – имея значительно больший эстетический уклон, помимо общего базиса включала в себя дополнительно лексику соколиных охот, а позднее охоты с легавыми и трофейных охот. Своего расцвета эта ветвь достигла в эпоху крупных комплектных охот, на смену которым пришла индивидуальная ружейная охота и связанные с ней иноязычные заимствования: ягдташ, патронташ, вальдшнеп, дупель - из немецкого, апорт, бекас – из французского.

Вторая ветвь – лексика промысловой охоты - включала в себя обширный список названий промысловых ловушек и другие специальные понятия, сильно различающиеся в зависимости от местности и специфики охоты. В некоторых случаях, если речь шла о ловцах хищных птиц для «красной потехи», в этот блок можно включить и терминологию соколиной охоты.

В целом, в охотничий язык входило большое количество слов из общеславянского и праславянского фонда. Даже само слово «охота», к примеру, имеет параллели в чешском, словацком «осhоtа», польском «осhоtа» "охота, воля, веселое расположение духа" и происходит от «хотеть,хочуґ». То же происхождение названия охоты от слов, связанных с развлечением и радостью можно увидеть и в других языках: древнеиндийском, латыни, немецком. Языковеды склонны видеть две причины подобных ассоциаций: с одной стороны – боязнь отпугнуть удачу, раскрыв истинные причины, скажем, своего ухода из поселения; с другой же стороны - следы переосмысления значения охоты в обществе, связанные с выходом на передний план земледелия и скотоводства (о чем говорилось выше). Более популярное в славянских языках именование охоты – «лов» традиционно связывается со словами «ловить» и имеет параллели, к примеру, в болгарском « лов» "охота, добыча".

Часть своей лексики наш охотничий язык вобрал из различных диалектов русского языка. Такие слова в одних случаях стали обще популярными (нестомчивый – от диалектного «стома» (в русском литературном – истома)), а в других употреблялись как местные аналоги. Еще Сабанеев приводит следующие названия для глухаря: «Глухарь – глухой тетерев; самец – моховик, мочевой, моховой тетерев (северное), мошник; глушень (Осташковск.), чухарь (Арханг. обл); самка- глухарка, глушица; копало (Олонецк.) кополуха (из-за особой любви к купанию в песке)(Пермск и Сибирск).» Еще часть слов русского охотничьего языка образовалась по законам словообразования: с помощью метафорического переноса («серьга» (большой нарост под горлом у самцов лося); румяна, в румянах — окрас, при котором края пежин красноватого цвета (черно-пегий в румянах и т.п.)), образования с помощью аффиксов (гончатник, загонщик) и т. д.

Особого внимания заслуживает и богатая фразеология, понимаемая и любимая истинными русскими охотниками: «гнать в пяту», «насадить на логово», «валиться к рогу», «метать гончих», «чистить шпоры», «сойти со слуха» и т. д.

Но нужно обратить внимание и на совершенно особый факт: в нашей стране (в отличие от большинства европейских стран) до сих пор можно наблюдать ставшую уже очень редкой на всем земном шаре картину: сохранились особые этносы, для которых охота является основнымспособом существования. Охотничьи языки в них, соответственно, находятся в стадии активного и общеплеменного использования, без перехода на стадию профессионального обособления. При контактах с подобными этносами русскоязычным населением активно заимствовалась часть их охотничьей терминологии (яркие и многочисленные примеры можно найти в книге А. А. Черкасова «Записки охотника Восточной Сибири»), что способствовало обогащению охотничьего языка и развитию его территориальных вариантов.

Такой богатый лексический пласт русского языка не мог не оставить свой след в письменных памятниках. Традиционно считается, что начало славной традиции художественной литературы положил С. Т. Аксакова со своими «Записками ружейного охотника Оренбургской губернии». За ним последовала целая плеяда выдающихся русских поэтов и писателей не только любивших и знавших русскую охотничью культуру и русский охотничий язык, но и сумевшие с его помощью создать неповторимые произведения литературного искусства: Л. Н. Толстой, Н. Н. Толстой (Пластун; Заметки об охоте) С. Тургенева (Записки охотника), Н. А. Некрасова (Псовая охота, ), А. П. Чехова, И. А. Бунина (Ловчий, Антоновские яблоки), Ф. А. Арсеньева, М. М. Пришвина, И. С. Соколов-Микитова, В. В. Бианки и т. д.

Не уступают им по силе яркости и образности слова книги охотников - профессионалов А. А. Черкасова, Е. З. Дриянского, Н. П. Кишенского. Пожалуй, ни один профессиональный язык не обладает литературным наследием представляющим такую художественную и историческую ценность. Вспомним хотя бы работу Н. И. Кутепова «Великокняжеская, царская и императорская охота на Руси» - величайший труд по истории охоты и жизни великокняжеского, царского и императорского дворов, «Охотничий календарь» и другие произведения Л. П. Сабанеева, «Записки псового охотника» П. Мачеварианова.

После революции 17-го года был нанесен невосполнимый урон русскому охотничьему языку и началась его быстрая регрессия. В пламени гражданской и Второй мировой войны исчезли не только носители языка, но и бесценные письменные свидетельства (как, например, «Толковый словарь псовой охоты» В. С. Мамонтова).

Планировалась и основательная реформа охотничьей терминологии: ее авторы хотели исключить из лексикона охотников и охотоведов большую часть традиционной терминологии, как отражающей «кастовый язык помещечье-феодальных охот» и непонятной для молодых охотников. Однако, группа защитников отечественной терминологии обратилась в Институт языкознания Академии наук СССР с просьбой установить целесообразность этой реформы. И здесь нельзя не оценить помощь крупнейших языковедов С. И. Ожегова и А. А. Реформатского, которые не только подтвердили невозможность и губительность подобной реформы, но и подчеркнули ценность и обоснованность русской охотничьей терминологии в том виде, в каком она существовала на данный момент. Вот что пишут они в своем «Заключении по поводу предполагающийся реформы охотничьей терминологии»: «охотничья терминология является обычной профессиональной терминологией…. Она складывалась веками и в подавляющей своей массе…является продуктом народного творчества с использованием общенародного словарного фонда или народно-диалектных слов. Названия пород, окрасов… точно и метко отражают явления действительности. И поэтому замена их может быть произведена только в том случае, если будет доказано, что старые названия не точны и искажают действительность… У старой, сложившейся веками и проверенной на опыте терминологии много достоинств…. А если так, то усвоение ее молодыми охотниками послужит только на пользу охотничьему делу». Итак, право на существование русского охотничьего языка было официально подтверждено, но и сегодня, много десятилетий спустя, ситуация не сильно изменилась: существующие издания «Словарь охотника» Реймерса Н. Ф., «Словарь охотника» В. Г. Холостова,«Словарь охотника – природолюба». Касаткина И. А., «Толковый словарь охотничьих терминов»В. А. Паутова, а также небольшие словари, создаваемые охотниками - энтузиастами, в лучшем случае являются толковыми словарями, не представляющими полного профессиональноголексикографического описания охотничьего языка. Трудно поверить, но на данный момент отсутствует даже его комплексное научное описание. С большим трудом удалось обнаружить несколько общих статей и диссертации, посвященные охотничьей лексике западно-полесских говоров, языков малых народностей и работ по охотничьей лексике романа Л. Н. Толстого «Война и мир». И все. Зато исследований блатного жаргона хоть отбавляй.

Беда состоит в том, что мы, в лучших традициях нашей культурной близорукости охотно разрушаем до основания, но неохотно собираем и сохраняем уже имеющиеся сокровища. Взять хотя бы Европу – там охотничьи языки возведены в ранг национально - культурного достояния. Правильное употребление охотничьих терминов – неотъемлемая часть культуры охоты, обязательная для изучения каждым, кто хочет стать охотником. Вот как, к примеру, выглядит учебник «охотничьего минимума» в Австрии: это многостраничное издание, где не только приводятся сведения о биологии дичи и экологических и природоохранных составляющих охоты, но и для каждого вида дичи или своеобразной охотничьей реалии отдельно приведен список специальных охотничьих слов и выражений. А теперь сравните это с нашей тонюсенькой книжицей, где и в помине нет охотничьего языка. Поэтому не стоит удивляться тому, что новоиспеченный охотник не имеет о нем никакого представления, а главное, и не может его получить.

По той же причине неудивительно попустительство издателей охотничьей литературы, позволяющих выходить в свет «произведениям» оскорбляющим наше языковое наследие. И их появление не прекратилось и не прекратится до тех пор, пока не начнется возрождение нашей охотничьей культуры, не появиться возможность доступного ознакомления с ней для каждого охотника, пока не будут созданы грамотные профессиональные словари и не появятся книги, где каждый желающий сможет узнать хотя бы основные сведения о русском охотничьем языке.Конечно, многие понятия русской охоты устарели: никто не спросит: «Сколько у вас смычков в напуску?» - потому что больше одного смычка мало кто содержит. Со времени комплектных охот изменилось и употребление некоторых слов. Но исчезновение предметов или действий, которые они обозначают, вовсе не значит, что можно безалаберно отказаться от них. Совсем наоборот – наша задача – собрать и сохранить хотя бы то, что сохранилось до наших дней, вернуть русской охоте неотъемлемую составляющую ее духовности – русский охотничий язык, иначе языком следующего поколения охотников станет мат с примесью английского сленга.

Целыхова Е.К., к.ф.н.