"Охотник и рыболов Поволжья и Урала", дек.2012

После гибели под колесами машины замечательной гончей Забавы (впоследствии мы стали называть её Забавой Первой, поскольку появилась вторая) я взял щенка и назвал его Гром. Любимец всей семьи, активный и ласковый одновременно, он рано проявил охотничьи задатки, начав с соседской курицы. Надо отдать должное — после трёпки за курицу, он стал обходить кур стороной, вообще это был очень смышлёный пёс. Под густым чепраком, высокоперёдый и сбитый, богато одетый, впоследствии на первой же выставке он получил оценку экстерьера «отлично», а пока я надеялся вырастить из него хорошего гонца — замену вязкой и голосистой Забаве. Рано стал брать щенка в лес, и он активно разыскивал всё, что можно найти в лесу живого; судя по всему, Бог и чутьём, и голосом его не обидел. Месяцев в семь он впервые погнал   зайца. Обычно гон щенка недолог, поэтому владелец первое время старается быть около собаки, чтобы побудить запавшего зайца или помочь натечь на потерянный след, кружа со щенком около места скола. Интересно наблюдать, как гон молодой собаки становится  всё длительнее, как она в какой-то момент сама, уже без посторонней помощи, начинает выправлять сколы, а там, смотришь, и охотиться с ней можно. Интересное время.

Прошло полгода моей нагонки, но Гром гнал до первого скола, потом приходилось ему помогать. Наступил охотничий сезон, теперь я брал в лес не только Грома, но и ружьё, но добыть из-под него зайца или лису всё не удавалось.

Вот в один из выходов, а дело было ещё по чернотропу, Гром побудил зайца, гон пошёл на удаление и я, чтобы его не отслушать, стал продвигаться на голос. Вот гон смолк: «Наверное, потерял» - думаю, но нет, к моей радости вновь  слышу приближающийся гон. Гончатник поймёт меня, раз гончая справляет скол и возвращает зверя, значит, труды по выращиванию щенка и его нагонке не пропали даром, значит можно с собакой охотиться. Но что-то новое слышится в голосе выжлеца, да и гон двигается медленнее, чем обычно гоняет Гром. Отбросив сомнения, приготовился к выстрелу. Стою на канаве, вдоль неё выросли ели, а по обе стороны канавы -  уже опавший лиственный лес, видно и слышно далеко. Вот и зайчик ковыляет, а после моего выстрела остаётся на месте. Поднял зайца, решил временно повесить его на ёлку, сел на канаву и жду, когда по следу зайца выйдет выжлец, чтобы угостить его пазанками, но что-то долго собаки нет: «Может заяц-то – шумовой» - думаю.

Гляжу - вдоль канавы крадучись идёт наш егерь и потомственный гончатник Кириллов Александр Васильевич. Я помню ещё его отца – Василия Кирилловича, которого все звали просто «Кирилыч», надо сказать это прозвище перешло к Александру Васильевичу, за глаза его никто  иначе как Кирилыч не называл. В детстве, лет пяти-шести, а это было в конце сороковых годов, я как хвостик таскался за отцом на охоту. Тогда гончих у нас ещё не было. Помню картину – стоят два инвалида – один хромой (отец вернулся с войны с перебитой в коленке ногой), а другой – кривой, - это Кирилыч. Он вращает головой, чтобы видеть всё вокруг единственным глазом, разговаривает с отцом, а сам прислушивается - не погонят ли его гончие, на плече у него ружьё с английской ложей, во время разговора он важно сплёвывает на сторону, для него мы – бессобашники, охотники низкого ранга, и он важничает.

Я окликнул Александра, он спрашивает: «Не видел ли, кто здесь стрелял?». «Я стрелял!» - отвечаю. - «По чему?». - «По зайцу». - «Что же ты из-под чужих гончих зайцев стреляешь?». «Нет, - отвечаю -  я стрелял из-под своего Грома!». «Это же моя собака гонит!» - говорит он. Почти совсем уверенный, что он прав, я всё же отвечаю: «Подождём, посмотрим, чья собака по следу выйдет». Сидим, ждём, Александр Васильевич спрашивает: «А откуда у тебя собака, я слышал, - твоя Забава погибла?». Отвечаю: «Я сразу после её гибели взял щенка и вот теперь наганиваю». - «А чего его наганивать, настоящая гончая должна сама работать, без нагонки». Замечу - деревенские охотники зачастую для нагонки отпускают собаку от дома в лес – наганивайся, мол, сама. Я не стал ему возражать, тем более что голос собаки приблизился и вскоре по следу зайца небыстро вышла его собака. Окончательно разочарованный, говорю Александру Васильевичу: «Извини, я думал, это мой Гром гоняет, а заяц  висит вон на той ёлке, забери». Он: «Надо знать голос своей собаки, а не подстраиваться под чужой гон!» Я не стал возражать, он был прав, - стрелять зайцев из-под чужих собак нехорошо, - достал рог и стал звать выжлеца. Я был, конечно, расстроен, но скорее не тем, что пришлось отдать зайца, а тем, что мои надежды на работу своей собаки на данный момент провалились. К добытому зайцу Гром оказался непричастен, - бросил гон, побывал, на месте подъёма зайца,  и теперь разыскивает меня.

Надо сказать, хорошего гонца из него так и не получилось, хотя охотиться с ним было вполне возможно. Он прекрасно искал дичь в лесу – облает кабанов, но недолго и осторожно, словно лайка. Однажды нашёл норку под кучей хвороста, как-то облаял и задушил откуда-то сбежавшую нутрию (в наших местах нутрии на свободе не водятся), причуял и облаял куницу в дуплистой осине, причём вход в дупло находился на высоте метра четыре, а следов куницы на снегу не было, — она пришла в дупло верхом, как он её причуял для меня до сих пор загадка. Анатолий зачастую брал именно его, хотя свои собаки сидели в вольере, чтобы вечером по осени пройти вдоль реки в поисках енотов (енотовидных собак), которых Гром облаивал до прихода Анатолия, так что он брал их живыми. Недостаточная вязкость выжлеца здесь была полезна, ведь вязкая гончая поднимет зайца или лису и уйдёт на всю ночь, Гром же бросал гон, если зверь шёл на удаление. Вязкости — того, что делает собаку собственно гончей, ему явно не хватало. В конце концов, несмотря на возражения жены и детей, я отдал Грома малознакомому охотнику в соседнюю деревню, правда, родословную на него не отдал – считаю, что невязкие собаки не должны оставлять потомства в породе. Охотник и не спрашивал про родословную, ему нужна была собака, а не бумага, работа же  Грома ему понравилась, – при случайной встрече в лесу он видел яркий отрезок его работы и попросил продать выжлеца. Поскольку к тому времени у меня были две гончие собаки, я уступил Грома за символическую цену. Поохотиться с ним новому хозяину так и не удалось, - Гром был отдан в конце охотничьего сезона, а через пару месяцев он погиб, провалившись в колодец. За эти два месяца он дважды прибегал обратно ко мне, но я возвращал его новому владельцу. До сих пор чувствую себя перед ним виноватым, – друзей не продают.

В.П.СИПЕЙКИН