Из книги «ПОРТРЕТЫ  ГОНЧАТНИКОВ»

Лев Валерьянович ДЕ-КОННОР

Имя Льва Валерьяновича Де-Коннора, с которым столкнула меня судьба, широко известно советским гончатникам.

Он неоднократно в советские годы судил на выставках и полевых пробах гончих, как у себя на Украине, так и в других городах нашего Союза.

Его рассказы и статьи стали появляться в охотничьих журналах в начале XX века.

Он как бы продолжал этим дело своего отца Валерьяна Валерьяновича Де-Коннора, автора не только капитальных работ: "О собаке" (Тула, 1897 г.), "Полный лечебник собак" (Тула, 1900 г.), изданных отдельными книгами, но и целого ряда статей. О В. В. Де-Конноре необходимо сказать несколько слов.

Будучи широко образованным человеком, владея несколькими иностранным языками, прекрасно знакомый не только с русской, но и иностранной литературой о гончей, Де-Коннор считался одним из лучших знатоков работы гончей.

Человек многолетнего опыта, тонко наблюдавший за работой собак в разную погоду и в разное время года, он сумел обобщить свой опыт, и поэтому стал среди своих приятелей и знакомых непререкаемым авторитетом.

Мне хорошо запомнился случай, рассказанный на страницах охотничьего журнала Е. Надеждиным, как группа охотников, выйдя из дома в серый, тихий денек, чтобы поохотиться с гончими, делилась своими восторгами по поводу самой что ни на есть подходящей для гона погодой. "Кажется, сам погнал бы!" - сказал кто-то.

"Дiд", как звали Де-Коннора близкие знакомые, на это только лукаво улыбнулся и пробурчал себе в усы: "Полями-то, может быть, и рванут, а в лесу; поди, погоняй сам!"

Зная в совершенстве повадки зверя, он опубликовал в журнале "Природа и охота" две интересные серьезные заметки: "Лаз" и "До лаза".

Статьи эти вызвали оживленную полемику и много сделали для уяснения вопроса о поведении зверя во время гона.

Им же позднее были опубликованы в "Семье охотников" переводы с английского нескольких сочинений о гончих, до того времени совершенно неизвестных русским охотникам, в которых сообщалось много интересных наблюдений английских охотников над работой своих гончих.

В. В. Де-Коннор много охотился с гончими, имел всегда несколько собак, но никогда, как это многими ошибочно считалось, не вел гончих, т.е. не вёл породы.

Это же подтверждают и следующие строки письма ко мне от 10 июля 1925 г. его сына Л. В. Де-Коннора: "Я лично гончих веду с 1903 г., а отец мой, вопреки общего мнения, гончих имел всегда хороших, знал их, но породы никогда не вел".

Действительно, он интересовался лишь работой, не обращая внимания на породность и однотипность гончих, а поскольку знакомство у него было огромное, он и не испытывал затруднений в получении дельных собак.

Надо сказать, что никто лучше него не мог помочь гончим на сколах справить след утерянного зайца, никто лучше не мог расшифровать заячьи хитрости и уловки, словно все они были проделаны у него на глазах. Понятно, что попадавшие к нему гончие из других охот становились у него, пройдя такую школу, безупречными работниками.

Но безразличное отношение к породе и типичности гончих унаследовал от отца и Лев Валерьянович.

Так, в одной из своих первых заметок "Мои мысли о современной гончей" ("Семья охотников", 1911 г., № 4) он писал: "Была у нас гончая, наша русская, а теперь ее нет... "Как нет?" - спросит меня кто-нибудь. "Да, - отвечу я, - той русской гончей, о которой приходится читать в воспоминаниях старых охотников, теперь нет, нет такой гончей, каковой она была и должна была быть, чтоб от гона стаи стонал и плакал лес, мурашки по спине бегали, сердце охотника больно сжималось и весело, легко на душе становилось... Слушая скучное тявканье теперешних русских гончих, даже не верится в то, что когда-то эта гончая была таковой, как о ней пишут и говорят. Мы утеряли все, что было так дорого охотнику в гончей, нет той злобы, вязкости, голосов - музыки...

...А между тем у тех охотников, которые не гонятся за выставочным экстерьером, есть гончие и хорошие по работе и с голосами, много лучшими, чем у выставочных крэков. Говорят: "Можно ли премировать этих вымесков?" Не только можно, но даже должно, если сложка их хороша. Ведь это и есть та гончая, которая нужна русскому охотнику, если она хороша и по работе. Читающий эти строки, наверное, подумает, что я защитник западной гончей. Нисколько. У меня самого русские гончие (если они только русские), и я держусь того мнения, что русские охотники должны все усилия прилагать к тому, чтобы восстановить русскую гончую, но не по экстерьеру, а по полевым качествам".

Что можно сказать по поводу этих мыслей?

Здесь, как в зеркале, отразились все те рассуждения, которые стали, такими распространенными и модными к тому времени: презрительное отношение к "современным" русским гончим, идиллическое обращение к "чудо-богатырям" далекого прошлого, ненависть или зависть, не знаю, что вернее, к собакам, показанным на московских выставках, полное безразличие к ведению породы...

То есть как раз то самое, от чего утратилась к 1870-м годам породность и однотипность наших гончих, восстановленная к началу XX века с таким трудом беззаветной любовью и преданностью к кровному собаководству таких гончатников, как Можаров, Кишенский, Белоусов, Алексеев, Живаго, Камынин и др.

Уже в советское время в журнале "Украiнский мисливець та рибалка" (1928, № 2) была помещена статья Л. В. Де-Коннора "О "трех соснах" и экспертизе гончих", в которой автор высказывает свое мнение о современных породах гончих и свой взгляд на судейство.

Все это настолько существенно разнится от официально признанной линии ведения пород гончих, что мы принуждены сделать некоторые выписки.

Так, на стр. 67-й автор статьи утверждает, что "твердого стандарта англо-русской гончей нет и вряд ли может быть", а далее пишет: "При экспертизе англо-русских гончих, очевидно, типичности экземпляров приходится уделять второе место, а в первую очередь ставить рабочие стати, костистость и т.д., а затем характерные черты для русской гончей или фоксгаунда".

А на стр. 68-й он пишет: "Самая многочисленная группа гончих мешаного типа именуется русско-польскими, польско-русскими или просто "местными"... Советуют брать за основу польскую тяжелую гончую, и с этим принципом приходится согласиться, так как большинство гончих этой группы все же ближе к польскому типу... Если взять за основу польскую тяжелую гончую и отбирать экземпляры посуше, костистее и более тепло одетые, то мы и будем иметь гончую, вполне пригодную для русского ружейника,.. Остальных гончих этой группы, хотя бы с выраженной русской кровью, выбраковывать, чтобы не создавать массы разновидностей мешаной породы".

Что ж, Де-Коннор остается верен своим давнишним взглядам: стандарта англо-русской гончей, с его точки зрения, быть не может; преобладающей по количеству он почему-то считает русско-польскую, или польско-русскую; с русской предлагав разделаться как можно скорей путем беспощадной браковки!

А держать по Де-Коннору можно любую мешаную гончую, лишь бы гоняла!

И как-то странно читать в его заметке 1911 г. такую фразу: "У меня самого русские гончие", - или в письме ко мне 1925 г.: "...я лично гончих веду с 1903 г.".

Как он "ведет" гончих, становится ясным, когда мы в том же адресованном мне письме несколько ниже читаем: "Я начал вести багряных озеровских, а затем мешал их с першинскими, и один раз к ним была прилита кровь старых крамаренковских".

Как известно, багряные озеровские представляли собой так называемую гееро-можаровскую мешанину, имеющую часто даже мраморные пятна от арлекина, к ним были примешаны сырые першинские из багряной стаи и, наконец, через Отиповского выжлеца Рассказа к ним была прилита кровь англо-русских гончих Крамаренко.

Уже в советское время Де-Коннор достает от Филатьева выжлеца без родословной, прибавляет кровь собак В. В. Кульбицкого и т.д.

О каком ведении породы можно говорить при таком винегрете?

А ведь и у его отца и у него самого были хорошие рабочие собаки, от которых и следовало бы повести породу, но именно породу, руководствуясь однотипностью и одномастностью, а не бросаться из стороны в сторону, гоняясь то за голосом, то за злобностью.

Сумел же М. И. Алексеев улучшить голоса своей стаи, не подливая гончих других пород!

А на то, что у Де-Коннора попадались замечательные гонцы, имеются многочисленные печатные свидетельства, да об этом же красноречиво говорят и следующие строки из неопубликованного письма известного гончатника Н. И. Осипова к А. А. Налетову (1913-1914 гг.): "Де-Коннор из-под своих гончих убил волка, поехали в другой раз и одного погнали четыре собаки, а молодая выжловка от собак Пильца пошла по трем и не вернулась. Хорошая была выжловка, очень жаль, как производительницу..."

Зачем же вспоминать о чем-то утраченном, когда в руки человека попадают замечательные экземпляры? Надо их лишь сохранить и от них повести дальше, а не петь "покаянный тропарь" о том, что мы все растеряли!

Это же шатание из стороны в сторону, это стремление отыскать что-то прокинувшееся в старое привело Л. В. Де-Коннора к тому, что на I Всеукраинской выставке он поставил первыми, с золотыми медалями, собак М. Э. Будковского Рыдало и Тревогу, происходивших от собак В. В. Кульбицкого.

В своей заметке об этой выставке ("Охотничья газета", 1928 г.) он так характеризует этих собак: "Выжлец... типом несколько уклоняется в сторону старинных русских гончих... и если и можно ему что-либо поставить в минус, то только недостаточную струнистость передних ног. Окрас его багряно-серый, в желто-белесых подпалах". Про Тревогу он пишет: "Выжловка эта бурой волчьей масти, в том же типе, что и Рыдало, и хотя первый, пожалуй, типичнее, но у выжловки все рабочие стати без недостатков и она как-то элегантнее выжлеца; если она и уступает выжлецу ушами (характерная особенность этой линии гончих - очень подвижные уши), то в остальном, несомненно, выигрывает".

Надо сказать, что относительно ушей Л. В. Де-Коннор. выразился здесь чересчур мягко, сказав, что уши этой линии гончих "очень подвижные". На самом деле уши у них просто на хрящах, торчком.

Более определенно он сформулировал свое отношение к ушам русской гончей в своей более ранней заметке: "Первая выставка Харьковского отдела Правильной охоты", в которой, полемизируя с судьей А. Полторатским, поставившим Гудка Камынина первым, а Бандуриста из-за ушей на хряще вторым, писал: "...думаю, что у русской гончей ухо должно быть подвижное, а таковым оно может быть только, если оно на хряще",

В письме Осипова от 6 марта 1915г. к тому же А. А. Налетову читаем: "Вы видели у меня сеттера Жулика, его мать была очень приличная сука от моих собак, а отец был белый, неизвестного происхождения, с виду приличная собака, глазное - имел чудное чутье, от которого я приходил в восторг, почему и повязал. Дети по экстерьеру вышли черт знает что и чутья не получили от отца.

Так же надо быть осторожным и с гончими. Эмке одно время увлекался собаками Кульбицкого и писал, что тот обирает из-под них выводки волков, завел их у себя, но потом скоро спустил...

Собаки Кульбицкого действительно идут по волку, собаки очень крупные, но мне не нравится, что у них уши не русской гончей и нет того подрыва и спуска ребер, как у моих, а вместе с тем нет голоса..."

Экспериментаторство Л. В. Де-Коннора приводило к тому, что в одном и том же помете его гончих можно было встретить не только разнотипных, разномастных щенят, но даже различных пород.

Так мне вспоминается один характерный случай.

Молодой, но страстный гончатник М. А. С., недовольный работой тех гончих, которых он видел у московских охотников, решился приобрести у Де-Коннора щенят из одного помета, прельстившись их родословными, восходящими к 1863 г.

И вот я и мой знакомый, молодой начинающий гончатник Б. В. Д., оповещены о прибытии долгожданного ящика, в котором находились три щенка: два для М. А. С., а один должен был быть отправлен на север, А. П. Мусатову.

Взволнованные предстоящей встречей, мы к вечеру прибыли в отдаленный район Москвы, где нам предстояло интересное зрелище - осмотр будущих выставочных и полевых крэков!

Нас встретил смущенный чем-то С. и повел в комнату, где в уголку лежали "будущие знаменитости". С бьющимися сердцами приближаемся мы к малышам, и сразу невольный возглас удивления вырывается у нас.

Все три однопометника совершенно различны не только по типу, но и по породе. Два из них, несомненно, в русских гончих, хотя и совершенно различного окраса: один выжлачок багряный, другой очень темного окраса, под чрезмерно большим чепраком. Выжловочка, более миниатюрная, явно англо-русская, с темными пежинами, крапом и островатой мордой.

Смущенные, мы растерянно переглядываемся, и слова поздравления, с которыми мы ехали сюда, как-то невольно застревают у нас в горле.

Но вот перед нами на столе лежат почти столетние родословные, и мы, зачарованные именами лучших охот и известных собак, тщетно пытаемся представить себе бегающих возле нас щенков в виде замечательных гонцов.

С. переводит с родословных на нас сияющий взгляд, ища у нас одобрения своему начинанию и затраченным деньгам.

Нам неловко, но, на наш взгляд, эти родословные совсем не гарантируют успеха, и мы, огорченные и несколько разочарованные, покидаем счастливого владельца щенят со столь значительными родословными, восходящими чуть ли не к "собачьему Рюрику"!

Двое оставшихся щенят растут, их разнотипность становится всё более заметной, и сомнение начинает закрадываться и в душу владельца, но он не хочет сдаваться.

Увы, конец этой истории, как и следовало ожидать, получается печальный. Выжловочка мало радует своего владельца, и весь этот опыт знаменует собою крах "столетних родословных", в которых намешаны в хаотическом беспорядке собаки самых различных охот, типов и пород.

Льву Валерьяновичу много пришлось пережить, однако он не утратил своей любви к гончим и даже в самое трудное, голодное время все же как-то перебивался с собаками.

В своем письме ко мне от 10 июля 1925 г. он писал: "У меня велась с 1903 г. точная родословная книга по самой подробной форме (в ней отмечались не только особенности экстерьера и работы), велась балловая оценка каждой гончей и отмечались характерные черты и моменты в работе каждой собаки; почти к каждой собаке были приложены фотографии. Кроме того, я сохранял всю свою и отцовскую переписку о гончих и имел специальный альбом фотографий "Гончие в России", где помещал не только фотографии гончих, но и рисунки от руки таковых: их делал я и М. И. Пильц".

Остается пожалеть, что такие, несомненно ценные материалы для нас навсегда утеряны и огромный опыт Льва Валерьяновича, воспитанного на охоте с гончими таким знатоком этой охоты, каким был его отец - Валерьян Валерьянович, не смогут использовать многочисленные охотники сегодняшнего дня.

Н. П. ПАХОМОВ